Как мне кажется, это не лучшие и не худшие из
выложенных стихов. Это просто небольшая
подборка, позволяющая дать общее представление
о моем творчестве…
Грозным Знаком Беды…
Митрополит.
Тризна.
Я слушал руны Калевалы
Проводы (1380).
Ожидание(1380).
Ария Дмитрия Грозные Очи к Анне Кашинской
Ария Анны Кашинской (Тверской Колокол)
Софийский крест. (1242г.)
Звезды
Николаю Рубцову
Утро стрелецкой казни
Он был лейтенантом, и где-то под Вязьмой…
Вьется в гавани северный ветер -
Смерть Бальдира.
Мы сидели там третии сутки.
Грозным Знаком Беды…
Грозным Знаком Беды на чернеющем небе -
Третий день ярко - алою всходит луна…
Мироточат иконы Бориса и Глеба, -
Верный признак того, что начнется война.
Вон из дальних селений проходят бродяги,
И собаки не смеют залаять им вслед…
Видно, лучше людей понимают дворняги
Всю глубинную суть человеческих бед.
Дым далеких пожарищ несет с собой ветер,
Посшибавший последние листья с берез.
Провожают на битву отцов своих дети
И заходятся бабы по избам от слез.
По разбитой дороге проходят дружины, -
Кони, люди - все топит осенняя грязь
От невзгод и ненастий сгибаются спины,
Молчалив и печален владимирский князь.
Не поют, прочь отсюда уносятся птицы,
Чтоб не видеть, как с грязью смешается кровь.
Не с того ли так скорбны у ратников лица
Что не многим удастся услышать их вновь.
Стонет Русь под татарским кривым ятаганом,
Стонет Русь от предательства братьев-князей…
Мироточат на фресках Спасителя раны
Значит, долго стонать уготовлено ей.
1999
Митрополит.
Перед иконой Воскресенья
Стоят два князя в божьем Храме,
Друг друга молят о прощенье,
Креста касаются губами.
Митрополит возносит Бога,
Благословляет примиренье,
Но все же скрытая тревога
Его терзает в час сомненья…
Но нет, не может обмана -
Ведь он обоих исповедал,
И каждый каялся так рьяно,
В том, что родного брата предал.
Они еще почти что дети,
И оступились ненароком,
Попали в дьявольские сети,
Сойдя с спасительной дороги.
Залила Русь великой кровью,
Междоусобная война.
А что же с братскою любовью -
Давно потеряна она…
Но милосерден наш Спаситель,
Господь вернул князьям их разум,
Воздвиг в сердцах свою обитель,
Исторгнув грешную заразу.
Митрополит взирает строго,
Как братья молятся в смиренье,
Но снова скрытая тревога
Его терзает в час сомненья…
1999
Тризна.
У Баяна стозвонные струны…
В.Соснора.
Как ударил Баян по струнам,
Высекая из неба грозы,
Зажигая глазницы юным
А у старых - рождая слезы...
Запевал он былинною речью
Вспоминая минувшие битвы,
Поминая походы и сечи
И дружины, что в них перебиты...
Был напев то красив, то страшен,
То ласкал он, то бился грубо...
И ходила по кругу чаша -
Пенный мед обнимали губы...
У юнцов полыхали щеки,
А у старых - бледнели скулы
И - как будто грозой с востока
Из степи палым дымом дуло.
Загорались костры на кургане,
Согревая почившие души
И широкая тризна Баяна
Разносила напев о минувшем...
2003
Я слушал руны Калевалы
Я слушал руны Калевалы
В набате ладожских штормов,
Мне пели волны, пели скалы,
Гимн древних северных богов.
Кружилась сампо сказкой старой,
Водоворотами весла,
Как кантле, звонкая гитара
С собою в прошлое звала.
Манил в затерянные страны
Ее нехитрый перебор,
И выжигал из сердца раны
Во тьме походный наш костер.
Легенда снова оживала -
Вступал в права железный век.
И клич победный Калевалы
Бурлил в порогах быстрых рек.
2000
Проводы (1380).
Встала баба у порога,
Подперла рукой косяк.
"Не пущу! " - сказала строго
"Не пущу и все, вот так!
Что удумал - Ирод новый -
Ну какая тебе рать?
Ты ведь палицы дубовой
Не осилишь раз поднять…
Ты еще был мал - три года
Помнишь ли - твой старший брат
Из Литовского похода
Не пришел живым назад.
Брат второй - его моложе
Уж тому как минул год
С берегов кровавой Вожи
Все до дома не дойдет.
Посмотри - весь день дорогой
Движет, движет к Дону рать.
Сил и так набрали много -
Не ходи, послушай мать".
На крыльцо отец поднялся -
Сердце дрогнуло в груди…
"Ты один у нас остался -
Нас схоронишь - уходи".
Сын твердил, не отступая -
Все равно я, мол, уйду
Супротив Орды Мамая
Каждый воин на счету.
До утра не прекращался
Между ними разговор.
А с зарей отец собрался -
Стал прилаживать топор.
"Я и сам пойду с тобою -
Мне в ногах достанет сил.
Бают - Сергий под Москвою
Рать в поход благословил".
Мать застыла на пороге…
На щеке дрожит слеза…
Завернула хлеб в дорогу
Покрестясь на образа.
Проводила до сторожи,
Поклонилась им двоим -
"Ты, отец, того - построже
Там доглядывай за ним".
Ожидание(1380).
Отпотев сенокосное поле,
По дорожной июльской пыли,
Снарядившись, по княжеской воле
Вместе с войском мужчины ушли.
И деревня, как будто пустая,
Замерла среди хмурых лесов,
Редких путников шумно встречая
Звонким лаем встревоженных псов.
Каждый странник теперь - как мессия,
Как надежда на завтрашней день,
И проходят бродяги босые
По дорогам глухих деревень.
По истоптанным серым ухабам,
По полянам с пожухлой травой,
Их встречают усталые бабы,
Угощают нехитрой едой.
"Отдохните, поешьте, родные…
Чай, устали за день то шагать?
Вы откуда ж бредете такие?
Там о наших чего не слыхать?"
Но бродяги не знают ответа -
Говорят, что война далеко
И кончается знойное лето
Под набат грозовых облаков.
Дождь осенний расквасил дорогу,
Не пройти, не проехать по ней,
На деревню ложиться тревога
В ожидания свежих вестей.
Бабы маются, ждут - не дождутся
Мужиков с этой долгой войны…
"Станет снег - непременно вернуться…"
"До весны то уж точно - должны…"
Ария Дмитрия Грозные Очи к Анне Кашинской
(Тверской Колокол)
Ты говоришь, что местью не вернуть
Того, кто мир уже покинул этот,
Ты говоришь - в смирении наш путь,
И в нем лишь исполнение Завета.
Ты просишь меч оставить в стороне -
Но как отринуть прочь мои печали…
Ты ищешь милосердия во мне,
Но только вот найдешь теперь едва ли.
Ты говоришь красивые слова,
О том, что смертью скорби лишь умножат.
Быть может, ты по-своему права,
Но верю, в чем-то прав, увы, я тоже.
Ты хочешь, чтобы я врага простил…
Простил убийцу, подлого Иуду -
Прости, но это выше моих сил.
Своим судом его судить я буду.
Ты говоришь, что нет пути назад
Кто меч в Орде свой вытащил из ножен.
Прости. Я пред тобою виноват.
Но по-другому быть уже не может!
2002
Ария Анны Кашинской (Тверской Колокол)
Нет, не буду кричать я как та Ярославна,
Мне не биться как рыба в холщевых сетях.
Не увидят друзья, а враги - и подавно
Эту черную боль в воспаленных глазах.
За окном - только ночь - как сестра и подруга…
Провожает в дорогу холодный закат…
За окном в эту ночь - под мужицкую ругань
Старый колокол князем со звонницы снят.
Он ударил надрывно над городом Тверью
Словно поняв, что это был последний набат
Прозвучал над рекой соловьиною трелью,
Мое сердце отбросив лет на двадцать назад.
Жизнь смеялась тогда еще светлыми днями,
И страшила не так стая черных ворон.
Я венчалась тогда в разукрашенном храме
Под глубокий, родной, колокольный трезвон.
Этот колокол был лет на двадцать моложе,
И смеялся так звонко он вместе со мной.
А потом зазвучал он и глуше и строже,
Когда муж из Орды не вернулся домой.
А потом, как и я, заливался слезами,
И рыдал и рыдал, как и я, без конца,
Когда сын мой погиб, сам, своими руками
Отомстивши врагу за убийство отца.
Он не мог не рыдать, словно мать над убитым,
В исступленье своем, будто раненый зверь
Когда черным костром под Ордынским копытом
Выгорала в пожаре родимая Тверь.
Все теперь позади - колокольные звуки
Оживают порой только в сердце моем.
Поздно петь и кричать, и заламывать руки
Если колокол снят моим вечным врагом.
Но довольно - уже мне осталось немного,
Вслед за мужем и сыном за холод могил,
Я уйду. И прошу только Господа Бога
Чтоб и нас, и врагов он вовеки простил.
2002
Софийский крест. (1242г.)
Над Софией крест высоко видать
Высоко видать - многим застит глаз.
Орден под Литвой собирает рать
Собирает рать чтоб идти на нас.
Александр - князь поднимает стяг
Поднимает стяг за Святую Русь
Что же ты ревешь - не реви ты так
Не реви ты так - я еще вернусь.
Ведь не первый я - кто ходил в поход
Кто ходил в поход и пришел живой.
Ты дождись меня - может через год
Может через два я вернусь домой.
Помолись за тех, кто идет на рать
Кто идет на рать да на смертный бой.
Помоли за нас нынче Божью мать
Божья мать закрой нас своей рукой.
Новгородский полк - шибко удалой,
Шибко удалой, да лихой народ
Хоть без шлемов сам - первым выйдет в бой
Первым выйдет в бой, первым кровь прольет…
А над всей землей, в синих небесах
В синих небесах - явлен Божий знак,
Ангел в небе плыл, и держал в руках…
Он держал в руках - Александра стяг.
2000
Звезды
Звезды падают, снова рождаются…
Каждый август на небе бардак.
А мечта моя все не сбывается -
Загадал, видно, как-то не так.
Вот опять над соседней протокою
Промелькнули, упав, огоньки.
И погасли, такие далекие,
За туманным изгибом реки.
И опять, в этот миг угасания
Этот миг, что я ждал два часа,
Загадал я все то же желание
Доверяя судьбу небесам.
Но моргнула мне сверху медведица,
И ковшом погрозила, любя -
"Надо меньше на звезды надеяться,
Надо верить побольше в себя."
2002.
Николаю Рубцову
" Россия, Русь, храни себя, храни…"
Из стихотв. Н.Рубцова на его могиле.
Звезда полей все так же смотрит ниц,
На Землю, что во мгле ночной застыла,
А здесь, куда б ни ехать от столиц
Осталось все таким же, как и было.
Все та же грязь раздолбанных дорог,
Все та же грусть осеннего запоя -
Все та же беспричинность у тревог
И благодать у вечного покоя.
Все так же неприкаянны поля,
И, как завет, что выбит на могиле -
Хранит себя, хранит себя земля
Хотя давно поэта схоронили.
Звезда полей глядит издалека,
Глядит все так же буднично и строго,
А на земле все так же нелегка
Ведущая в бессмертие дорога.
Утро стрелецкой казни
Солнце всходит над Москвою -
У кремля уже светло.
Мне расстаться с головою
Нынче время подошло.
Как багряны эти стены,
Как оскалены зубцы.
В государевой измене
Обвиняются стрельцы.
Безнадежным бабьим стоном
Словно юная вдова
Колокольным перезвоном
Оглашается Москва.
Три ступени вверх на плаху,
Под протяжный женский плач.
Разорвет на мне рубаху
Перекошенный палач.
Я при всем честном народе,
Загляну в глаза царя.
Пусть на свет на тот проводит
Меня матушка - заря.
2002
Он был лейтенантом, и где-то под Вязьмой…
К. Симонову.
Он был лейтенантом, и где-то под Вязьмой
Его батальон затерялся в котле.
Почти без припасов, прикрытия, связи -
В промерзшей траншее на голой земле.
В окопах, нелепою смертью пропахших,
Отрезан от фронта, в тылу у врагов
Его батальон был объявлен пропавшим
И ставкой давно уже стерт со счетов.
Она его знала со школьного бала,
Он нравился многим в их тесном дворе
Она ему письма на фронт отправляла,
Последний ответ получив в сентябре.
Москва первым снегом укрылась, как шалью,
Щетинясь траншеями танковых рвов,
И белые хлопья, как птицы летали
Над крышами замерших в страхе домов.
Москву изводили ночные налеты,
Горели стогами пустые дома,
Она каждый раз возвращаясь с работы
Ждала - не придет ли сегодня письма.
Все громче ревела вдали канонада -
Раскатистый гул подмосковных боев.
На фронт уходили отряд за отрядом,
Все больше и больше в Москве было вдов.
Все больше таких, как она, кто упрямо,
По прежнему ждал хоть каких-то вестей.
И тесный их двор, покосившись домами
Одел маскировку и ждал вместе с ней.
Давно на исходе и нервы и силы,
Война сжала сердце холодной рукой.
Но снова из дома она выходила
И в госпиталь шла, где была медсестрой.
Однажды, вернувшись усталой со смены
Она улыбнулась, и светлым был взор.
Не мог не заметить такой перемены
Снегами заваленный, тесный их двор.
Неужто известно хоть что-нибудь стало?
Соседи её обступили вокруг
Она головой покачала устало,
Пытаясь дыханьем согреть пальцы рук.
Достала отрывок вчерашней газеты -
Помятый и сложенный вдвое листок.
И, сквозь завывающий, колющий ветер.
Прочла им оттуда лишь несколько строк.
Казалось, что время ударилось вспять
И пальцы жгли строки, как угли костра -
Про то, что надеяться надо и ждать,
Когда остальных позабыли вчера.
А двор, подавившись волненьем, затих -
С стихами был каждый один на один.
Почудились всем в этих рифмах простых
На фронте пропавшие муж или сын.
2002.
Вьется в гавани северный ветер -
Вьется в гавани северный ветер -
Вот бы только корабль найти…
Все дороги открыты на свете,
И лишь только к тебе нет пути.
Брошен взгляд на оставленный остров,
На покинутый ночью порог -
Мне уйти было очень не просто,
Но иначе я просто не мог.
Может в странах далекого юга
Растоплю я в груди глыбу льда…
Я бы стать мог слугой или другом,
Но шутом - извини, никогда.
Набегает волна за волною,
Море тихо поет - "не грусти"
Все дороги легли предо мною
И лишь только к тебе нет пути.
Поднят парус над плачущим стругом,
За кормой потемнела вода…
Я бы стать мог слугой или другом,
Но шутом - извини, никогда.
2003.
Смерть Бальдира.
Струилась кровь с заточенной омелы,
Как красной пряжи тоненькая нить,
Стаяли скальды рядом с мертвым телом,
Не в силах в скорби слово обронить.
Шумело море гулко и сурово,
О скалы бился бешеный прибой,
И черный дым от хвороста сырого
Висел над погребальною ладьей.
Нелепа смерть, когда она без цели,
А во хмелю глупа она вдвойне.
Чем умереть от веточки омелы -
Не краше ли погибнуть на войне.
Ах, если знать заклятие той силы,
Его б я произнес наоборот,
Чтоб лишь железо грудь мою разило,
Все остальное было бы не в счет.
Чтоб не сложить - без мысли и без цели
В пустых забавах голову свою,
Но умереть за праведное дело
В каком-нибудь отчаянном бою.
2003.
Мы сидели там третии сутки.
Мы сидели там трети сутки,
И, казалось не будет конца -
Даже самые злобные шутки
Перестали тревожить сердца.
Нас уже не пугали гранаты -
"Ну, чего ж ты, шахидка - взрывай!
Мы посмотрим, каким тебе Адом
Обернется обещанный Рай."
Но хотя притупилась немного
От волнения острая боль,
Мы в себе не утратили Бога,
Мы в себе сохранили контроль.
Мне надежда теплом и покоем
Согревала смущенную душу,
Когда дети в ряду предо мною
Затянули не громко "Катюшу".
Когда бледный, растрепанный, тонкий,
Восьмилетний на вид паренек
Разделил там с соседней девчонкой
На двоих свой положенный сок.
Как таскали нам воду девчонки,
Как старались друг другу помочь -
Там мы стали единым народом
В двое суток, на третюю ночь.
Говорят, что не то поколенье,
Что утрачена русская стать,
Что почти что стоим на коленях,
И совсем не пытаемся встать.
Но я видел там твердость на лицах,
Непокорный, не дрогнувший зал -
И я верю - народ возродится
Коли стержень в душе не пропал.
